Помоги тебе Бог, старче митрополите. Отвечай: «Бог тебе помог». И таким образом мы поприветствуем друг друга по-сербски. Так сербы всегда приветствуют друг друга, за исключением великих Христовых праздников. Это древний обычай сербский — старшие приветствуют младших, а младшие отвечают им. Я слышал, что таков был и древний индийский обычай. Мы видели сербского священника, ехавшего верхом на коне. На ниве возле дороги народ жал пшеницу. — Помоги вам Бог, братья,— крикнул священник. — Бог тебе помог,— ответили все в один голос. А если бы священник их не поприветствовал, то и они бы его тоже. Возле меня сидел отец Каллистрат, замечательный монах со Святой Горы, один из наших проводников по Сербии. Вздохнул отец Каллистрат и сказал: — Вот так среди народа. А наши господа приветствуют друг друга так: «Доброе утро» и «Добрый день». Что это за приветствие, в котором не звучит святое имя Божие? Здоровье111 приходит к нам не от утра, или дня, или вечера, а от Бога. И еще: когда исходит из уст святое имя Божие, очищается воздух, освящается вся природа и разгоняются злые духи. Я спросил его: — А что говорят при расставании? — «Идите с Богом!» и: «Оставайтесь с Богом!». Доктор Ефим, индолог и второй наш провожатый, сердится на Каллистрата за то, что он критикует сербских господ. Доктор хотел бы выделить для нас все, что есть хорошего у сербов, и обойти молчанием плохое. Каллистрат, наоборот, замалчивает все хорошее и набрасывается на плохое. — Зачем ты, отче Каллистрате, омрачаешь радость наших гостей? Почему ты не показываешь им то, что хорошо и красиво у сербов? — Затем, доктор, что они и сами увидят, что хорошо и красиво у нас, но боюсь, не смогут увидеть наше зло и вернутся в свой дом с ложным представлением о сербах. — Тогда давай, вытряхивай всю торбочку наших зол! — сказал недоброжелательно доктор. — Хочу, хочу вытряхнуть, только не торбочку, а полный мешок. Разве это не плохо, что мужчины, даже старики, целуют руки молодым женщинам в знак приветствия? Откуда вы, сербские господа, переняли эту глупость? Древний и пристойный сербский обычай в том состоит, чтобы молодые целовали руки только старцам и старицам. Но новые реформаторы попрали этот пристойный народный обычай и завели одну глупость и соблазн. Ну разве не зло то, что сербские господа завели обычай, чтобы невеста приносила жениху приданое? У сербов тысячу лет был другой обычай: или свадьба без приданого с обеих сторон, или уж жених дарит подарки родителям девушки. Довольно того, что родители отдают ему, чужому, свою дочь, которую они годами растили и питали, омывали водой и слезами, и совсем хорошо было бы, если бы жених воздал им хоть золотом, хоть чем-нибудь еще, как некое признание и утешение родителям. Но у нас дошло до какого-то вопиющего разделения между народом и господами, до двух крайностей: приданое без любви и любовь без приданого. Доктор Ефим замахал руками, будто отбиваясь от монаха: — Довольно, довольно,— восклицал он. — Как это «довольно», дорогой доктор? Я еще не почал торбочку, а не то что мешок наших зол. Скажи мне, что наши господа сделали с воскресеньем — днем, в который Христос воскрес из гроба? Разрешили всем пивным, винокурням, табачным киоскам, игорным домам в этот день работать без перерыва и законом запретили открывать хлебные лавки. Значит, в воскресенье нельзя продавать хлеб, а всякую отраву можно! Так этот священный день стал преимущественно днем отравы. И в то время как священники в воскресенье прославляют в церквях Воскресение Христа из гроба, наши господа и то нравственное убожество, что следует их примеру, погубляют свои души по пивным и игорным домам. Ну посмотрите, что эти безбожники сделали с нашими монастырями? Нарочно провели шоссейные и железные дороги рядом с величайшими сербскими святынями и этим сгубили и покой, и имение монастырское. Еще отняли у всех монастырей большую часть имущества, а вдобавок обложили их тяжкими налогами и податями. Между тем, даже турки не облагали налогами монастыри, так же, как и свои вакуфы112 . Но турки все же азиатский народ, а это значит — народ с сильной верой в Бога, в то время как сербские господа — ученики безбожной и выжившей из ума Европы. Опустошили, ограбили и обременили наши монастыри так, что в наши дни мало кто решается пойти в монахи. Одним словом, погубили наше монашество – главный столп правой и истинной Церкви Христовой. Да взыщет с них Бог! — Хватит, хватит! — завопил доктор Ефим. — Господа, прошу вас, не слушайте его. Он преувеличивает; это не так. Почему ты не расскажешь им, отче Каллистрате, как монах, о величественности Дечан, о красоте Грачаницы, о… — Они сами видели эти величественные постройки. Не нужно говорить им об этом. Если б я мог сказать им о величии нашей души и нашего характера, что должны соответствовать красоте этих зданий, воздвигнутых ради души и характера, а не ради суеты! Но не могу. Я святогорец с наистрожайшей заповедью говорить правду, а вы, мирские люди, во все привносите политику, то есть смешиваете истину с неистиной. Тогда все мы, трое индийцев, стали просить Каллистрата завязать свою торбочку, чтобы хоть сколько-нибудь спасти доброе расположение двух других наших провожатых. Разумеется, в душе мы одобряли его искренность. Народ, который умеет себя критиковать и так немилосердно разоблачает себя, не может погибнуть. Ничего нет более симпатичного, чем когда какой-нибудь человек или народ свободно исповедует свои грехи. Но у разных народов разное воспитание. Например, в то время как англичане непрестанно унижают и критикуют себя, американцы тяжело переносят даже малейшую критику. Я бы поставил в пример и нашим верующим в Малабаре искреннюю позицию этого удивительного святогорского монаха. Каллистрат стал мил нам, как родной брат. И не только мне как крещеному человеку, но и Пандиту Шанкаре и Раме Сисодии. Мир тебе и благодать от Господа нашего и Спаса, как тебе, так и всей нашей верующей братии в Малабаре. Покорный и преданный тебе Феодосий Мангала
