Салам, сахиб. Следуя твоему пожеланию, я с готовностью стал адвокатом Арджуны Сисодии в связи с этой загадочной дамой Фаркхарсон и ее бунтовщическим воззванием. Прежде всего я поговорил с судебным следователем. Все судебные следователи молчаливы и недоверчивы в период следствия, а наш в особенности. Хотя я узнал от него, что Фаркхарсон имела какую-то связь с центральным теософским обществом в Мадрасе. Он был любезен и дал мне фотографию этой дамы. С этой фотографией я отправился в Мадрас. В теософском обществе мне сказали, что им это лицо известно. Фаркхарсон, говорят, проявила себя как убежденная приверженка теософии. Но это свое убеждение она выражала больше ненавистью к христианству, чем каким-нибудь позитивным верованием. Больше всего она интересовалась книгами о гипнозе. Предлагала каким-то знакомым загипнотизировать их. В течение нескольких месяцев перед смертью Анни Безант, являвшаяся директором всех теософских обществ в Индии, часто принимала эту Фаркхарсон. Это дало основание остальным членам правления относиться к этой иностранке с доверием. Но не до конца. Она вызывала у них подозрения: никак не хотела идти ни в европейские районы города, ни в европейские гостиницы, дружила только с местными жителями, и часто представлялась под другим именем. Как только я вернулся из Мадраса, я посетил следователя и рассказал ему все, что узнал в Мадрасе. Он расположился ко мне после этой услуги и прочитал мне письмо Арджуны, найденное у Фаркхарсон. Он не разрешил мне переписать его, и потому передаю тебе то, что уловил на слух и запомнил. Это не обычное любовное письмо, а письмо человека, явно загипнотизированного. Арджуна благодарит эту женщину за то, что она освободила его от всех заблуждений индийских и осияла его ярким светом истины. Затем он в стихах воспевает красоту ее пышных красных волос и жемчужных зубов. Соглашается с ней, что нужно как можно скорее вступить в брак. А после этого отправиться в ее большое имение в Англию, где они в тиши проведут подготовку освобождения Индии. Вот это в основном. Но письмо длинное и переполнено любовной трес-котней, из которой я запомнил вот это: «Ты моя Лакшми, ты моя Кали, ты моя Сарасвати. Все женские индийские божества не существуют для меня. Ты их всех заменила. Они легенды и тени, а ты реальная богиня». И подобные глупости. По прочтении письма следователь сказал мне, что мы имеем дело с очень опасной женщиной. Нашел он, говорит, несколько ее писем, подписанных разными именами, женскими и мужскими, с ее фотографиями в женской одежде и в мужской. На одной фотографии она предстает в образе индийского монаха бхикшу, в оранжевой мантии, с обритой головой и кружкой для милостыни в руке. Почему у нее обрита голова, не понимаю. Напоследок следователь строго доверительно сообщил мне, что Фаркхарсон ненавидела мать Арджуны, госпожу Катьяяни, и угрожала ей местью. Ясно из-за чего. Ведь Арджуна помолвлен с девицей Мирабай, дочерью воеводы Рамачандры. А мать не разрешала и думать о разрыве этой помолвки. Из полицейских отчетов выяснилось, что некая европейская женщина с красными волосами донесла в одно полицейское отделение, как Катьяяни уговорила Кабирову вдову Сакунталу пойти на сати, костер, и как помогла ей той ночью на Джумне войти в пламя. Войдя в доверие полиции, Фаркхарсон получила разрешение посетить госпожу Катьяяни в темнице и отнести ей якобы какой-то гостинец. После этого посещения Катьяяни сразу слегла. И вот только что стало известно, что она умерла. Прошу тебя, храни все это в секрете, пока следствие полностью не закончится. Я дал слово следователю. И ни за что не поднимай этот вопрос в Конгрессе. Да осыплет тебя Аллах цветами своей милости. Твой Махмуд
