Когда в 1912 году вышла на английском языке небольшая книжка стихов Рабиндраната Тагора «Гитанджали» («Жертвенные песни»), положившая начало всемирной славе поэта, - уже в 1913 году ему первому среди литераторов Азии была присуждена Нобелевская премия, - мало кто за пределами Индии знал даже само имя того из ее многочисленных народов, к которому принадлежал поэт, и его родины - Бенгалии. Огромная Индия многим представлялась тогда чем-то относящимся лишь к сказочному прошлому человечества, далекой периферией нынешнего мира. Между тем как раз в это время начиналось предсказанное еще К. Марксом возрождение «этой великой и интересной страны… которая является колыбелью наших языков, наших религий» [1]. Это было время, которое В. И. Ленин тогда же, в 1913 году, назвал «пробуждением Азии», где «сотни миллионов забитого, одичавшего в средневековом застое, населения проснулись к новой жизни и к борьбе за азбучные права человека, за демократию» [2]. В Индии это начинавшееся пробуждение вызвало к жизни литературный гений, по своим масштабам, по многогранности поистине равный титанам европейского Возрождения. Тагор - прежде всего поэт, но он также крупнейший прозаик и драматург. Он композитор, чьи песни поют на его родине и по сей день, а две из них стали национальными гимнами Индии и Бангладеш. Он оригинальный живописец, портретист. Он философ-моралист и педагог-просветитель. Он страстный политический публицист. Кабигуру - поэт-учитель - так называли соотечественники Рабиндраната Тагора. Слитые воедино художественное видение и духовное постижение позволяли ему возрождать и нести в современный мир - говоря словами М. Горького - «глубочайшие проникновения человеческого духа», которые Индия дала человечеству на протяжении веков. Древние начала гуманистической культуры оживали в произведениях Тагора и, преобразуясь, приобретали высокое значение именно потому, что он вдохновлялся освободительными стремлениями и идеалами, которые рождала новая эпоха у него на родине и во всем мире. Как художник Тагор глубоко интимен, нередко целиком погружен в себя, как мыслитель он прежде всего гражданствен. «Он не был политическим деятелем, - писал Джавахарлал Неру о Тагоре, - но он слишком близко принимал к сердцу судьбу индийского народа и слишком был предан его свободе, чтобы навсегда замкнуться в своей башне из слоновой кости со своими стихами и песнями… Вопреки обычному ходу развития, по мере того как он становился старше, он делался более радикальным в своих взглядах и воззрениях» [3]. В этой яркой особенности идейной эволюции Тагора отразилось прежде всего само бурное развитие общественной и духовной жизни Индии. Вместе с нею в напряженных исканиях, многое переоценивая и открывая для себя новое, он шел вперед. Творческий путь Тагора (1861-1941) берет свое начало на рубеже 70-80-х годов XIX века, когда Индия еще только выходила из средневековья, а английская колониальная власть в Индии казалась незыблемой, как незыблемым казался тогда большинству буржуазный строй в странах Запада. Но какие огромные перемены суждено было увидеть поэту у себя на родине и в мире в последующие десятилетия! В Индии на его глазах из малочисленных и верхушечных объединений либерально-просветительского толка, из стихийных, разрозненных восстаний вырастало организованное, массовое политическое движение, и поэт-патриот, пробуждавший освободительные стремления, не дожил всего лишь нескольких лет до освобождения родины. Тагор одним из первых в Индии приветствовал Советскую Россию. Он радовался достижениям социализма и до конца дней оставался другом нашей страны, которую он еще в 1918 году назвал «утренней звездой, возвещающей зарю новой эры». Таковы события и перемены в мире, которые совершались на протяжении этой долгой жизни и, если говорить словами Неру, обратили «аристократа-художника в демократа, сочувствующего пролетариату». Родина Тагора, Бенгалия, с ее главным городом Калькуттой, еще в XIX веке стала центром начинавшегося пробуждения Индии. А в Бенгалии важную общественную роль играла семья Тагора. Это были выходцы из древнего аристократического рода, крупные землевладельцы-заминдары, которые занимались также и коммерцией, особенно дед поэта Дварканат Тагор, наживший огромное состояние. Они принадлежали к числу наиболее образованных людей тогдашней Калькутты. Сначала дед, а затем отец поэта Дебендранат Тагор руководили обществом «Брахмо-самадж» («Общество единого бога Брахмы»). Основанное в 1828 году зачинателем индийского просвещения и религиозным реформатором Рам Мохан Раем, оно явилось первой в Индии общественной организацией нового типа, хотя и носившей еще черты религиозного сообщества. Его участники стремились реформировать религию индуизма, истолковывая ее в рационалистическом и моралистическом духе, отвергали средневековые сословно-кастовые деления и семейно-бытовые обычаи. Дебендранат Тагор, прозванный за свою ученость «махарши» («великий мудрец»), настойчиво подчеркивал, вслед за Рам Мохан Раем, культурную самостоятельность индийцев, стремился противостоять их духовному порабощению, слепому преклонению перед всем западным. Юный Рабиндранат учился дома, и, возможно, решающую роль в его судьбе сыграло то, что, по желанию отца, обучение велось на бенгальском, а не на английском языке, как было принято в образованных семьях. Большое влияние оказывали на него философские и богословские дискуссии, которые вел отец с друзьями, литературные и научные занятия старших братьев. Немало времени мальчик проводил и в одиночестве. Сочинять стихи он стал уже с восьми лет, и, когда ему исполнилось четырнадцать лет, его стихи и заметки о литературе стали печататься. Семнадцатилетнему поэту уже принадлежали два сборника лирических стихов. В 1877 году его послали изучать юриспруденцию в Англию, где он пробыл два года, занимаясь, однако, главным образом литературой и музыкой. Вернулся он на родину, так и не завершив юридического образования. В 80-х годах Тагор становится общепризнанным поэтом Бенгалии. Он живет то в Калькутте, то в родовых имениях, в деревне. Там ему открывается неповторимая красота бенгальской земли, налитой изумрудной зеленью рисовых полей и пальмовых рощ, искрящейся перламутровыми бликами бесчисленных речек и прудов, то ослепительно сияющей в лучах буйного тропического солнца, которое словно растворяет голубизну неба, то окутанной бушующей пеленой теплых ливней, когда кажется, что небо и земля сливаются воедино. Тагор становится певцом Золотой Бенгалии. В деревне постигает он народную жизнь, тяжкую долю крестьян. Поначалу Тагор видит в них только несчастных, всеми заброшенных детей, но уже вскоре чувствует их тогда еще дремавшую, но грозную силу. Он взывает к совести помещиков, но также и предостерегает их, говоря, что они ходят «с динамитом в кармане». Он стремится как-то помочь своим крестьянам - основывает кооперативное общество в надежде освободить их от удушающей хватки ростовщиков. В 1908 году Тагор предложил сугубо утопический тогда, но заглядывавший далеко в будущее план организации коллективного хозяйства. Он уже был знаком с социалистическими идеями. Еще раньше, в 1893 году, он в одной из своих статей популярно рассказал бенгальскому читателю о «социалистическом идеале», а в частном письме того времени несколько меланхолически замечал: «Я не знаю, достижим ли социалистический идеал более равномерного распределения благ. Если нет, то воля провидения поистине жестока, а человек - несчастнейшее из созданий». В 1901 году Тагор основал школу и затем колледж в своем имении Шантиникетон. В 1921 году колледж был преобразован в университет Вишвабхарати. Это свое начинание Тагор противопоставлял школьной политике английских властей, которая, как он писал, «насаждала раболепие». Когда в 1905 году на улицы Калькутты впервые вышли демонстранты, Тагор шел вместе с ними, и они пели его патриотические песни. В то же время он расходился во взглядах со многими политическими лидерами национального движения тех лет. Его не могла удовлетворить политика «петиций и просьб», которой еще с XIX века следовали умеренно-либеральные деятели, но он не принимал и многих сторон возникавшего нового направления - радикального национализма, в котором освободительные, по существу демократические, стремления нередко сочетались с националистической ограниченностью, возвеличиванием патриархальной старины и попытками превратить религию, освящавшую пережитки средневековья, в национальное знамя. Он считал, и не без оснований, что оба эти политических направления не ставят во главу угла заботу о социальном раскрепощении народных масс. Однако собственная программа Тагора - программа «созидательной деятельности» - была во многом либерально-утопичной, а его позиция в отношении межпартийной борьбы, неизбежной во всяком крупном общественном движении, не была свободна от индивидуализма «аристократа-художника». Но даже эта сторона выдающейся личности Тагора имела свое особое значение, ибо он требовал самоотверженности и честности. Недаром Ганди называл его «великим часовым совести». В 1930 году Р. Тагор приехал в Советский Союз и написал свои знаменитые «Письма о России». Эта книга была запрещена британскими властями в Индии, потому что рассказ Тагора о первой стране социализма звучал призывом к борьбе за свободу Индии. И как завещание великого индийского гуманиста своим соотечественникам, как основной общественно-политический вывод, к которому он пришел в итоге своей долгой жизни, прозвучали в 1938 году его слова: «Будущее наше - в умении объединить свои силы с теми силами на земле, которые жаждут положить конец эксплуатации человека человеком и нации нацией». В поэтическом творчестве Тагора, при всем разнообразии тематики, мотивов и настроений, легко обнаруживаются две главные и противоборствующие темы. Одна из них - преобладающая и ведущая - это тема приятия жизни во всей ее полноте и наслаждения ею, неуемного восхищения красотой мира, высокого и вместе с тем лиричного прославления счастья любви и добрых человеческих чувств. Уже на склоне лет поэт говорил:
Я мира лик озаренный созерцал, не смыкая глаз, Совершенству его дивясь, Дыханье Лакшми из сада, где Вечная Красота, Овевало мои уста. Вселенной радость щедрую и вздохи ее скорбей Я выразил флейтой моей. («Конец года»)
Творчество Тагора было вызвано к жизни, в сущности, таким же общественным и культурным подъемом, который некогда совершился в Европе, а теперь наступал в Индии, вопреки ее колониальному подчинению, когда средневековье и его идеология стали уходить в прошлое. Именно характерный возрожденческий гуманистический дух составил основу мироощущения Тагора. Но возрожденческое, можно сказать, собственно тагоровское, утверждение радости жизни, его оптимистическая вера просветителя в прогресс сталкивались с чудовищно тяжкой действительностью народной жизни его родины, находившейся под изощренной в своем эксплуататорстве чужеземной властью и вековым социальным гнетом, все более сочетавшимся с буржуазным стяжательством общественных верхов, которому покровительствовала эта власть. Не удивительно, что наряду с возрожденчески-радостным приятием жизни в творчестве Тагора сначала глухо и отдаленно, а затем все резче и настойчивее звучит иная тема - тема демократического, гражданского протеста и сострадания. Порою слышны ноты пессимизма, а иногда проскальзывает даже стремление уйти от общественной действительности, которая вновь властно возвращает к себе поэта-гуманиста. Вдохновенный певец красоты мира и счастья бытия, Тагор мог также сказать о себе, что в его десне «радость и горе живут переменно». В ходе идейной эволюции Тагора обе эти основные темы его творчества получали свое развитие, а радикализация гражданской позиции поэта сопровождалась усугублением реалистического начала в его творчестве. Одна из наиболее характерных черт поэтического творчества Тагора заключается в том, что поток его мыслей и чувств как бы следует в русле традиционных представлений о мире, исстари сложившихся в Индии, особенно в результате религиозно-реформаторских движений средневековья. Однако на самом деле Тагор вливает новое вино в старые мехи, и если это сказывается на вкусе вина, то и само оно с течением времени крепчает. Даже в период творческой зрелости поэта, особенно в широко известном поэтическом сборнике «Гитанджали», написанном Тагором в пору его общественного одиночества, создаваемые им поэтические картины природы и сокровенных человеческих чувствований подчас словно окутаны дымкой религиозно-мистического настроения. Мир в них реален, но он существует не сам собою, а как бесконечно разнообразное проявление особого всепроникающего духовного начала. Это отражение традиционных представлений, но они уже преобразованы поэтом. Духовное начало представляется в стихах этого времени не как отдельно существующий верховный правитель и распорядитель - бог в собственном смысле, а как сама жизнь, которой придается сокровенное божественное значение. Понятия божества и жизни сливаются, переходят одно в другое, образуя то, что он называл «джибондебота» или «божество-жизнь». Это давало повод многим толкователям творчества Тагора, особенно на Западе, усматривать в нем носителя мистического «света с Востока». Между тем на деле, в этой своеобразной деистической оболочке - а она в дальнейшем все более истончалась, - заключалось реалистическое и по существу диалектическое понимание Тагором бытия, жизни как единого в своем многообразии, бесконечно развивающегося процесса. Рассказывая о мыслях и ощущениях, которые были исходными для философской лирики сборника «Журавли» (1916), Тагор писал: «Я был в Аллахабаде… жил там очень спокойно, а вечера проводил, сидя на террасе. Однажды я вдруг ощутил какое-то непрестанное биение во всем, что меня окружало. Это было поздним вечером, и меня неожиданно охватило чувство, что все кругом течет, куда-то стремится - невидимый поток творения, в котором звезды казались хлопьями пены. Я ощутил течение темного вечера, озаренного сиянием звезд, и этот поток вечности глубоко захватил меня. Я почувствовал себя в самой его стремнине. Так я начал писать. А когда я начал, то одна вещь влекла за собой другую. Это было начало «Журавлей» - течение невидимого и неощутимого потока…» Поэт словно проникает обостренным чувством, мысленным взором сквозь кажущуюся неподвижность мира и непосредственно постигает его вечное движение. Поэт воспевает жизнь прежде всего как великое благо человека. Это и есть подлинный, а не потусторонний рай.
Ты знаешь, брат, где рай?.. Рай воплощен в моем горячем теле, В моей печали, в нежности, в веселье, В моей любви, В моем стыде, в моем труде, в бушующей крови, В волнах моих смертей, моих рождений, В игре всех красок, всех цветов, в оттенках, в свете, в тени, Он влился в песнь мою. («Рай»)
