Главная » 2012»Октябрь»16 » Архимандрит АНДРОНИК (Елпидинский), ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ В ИНДИИ
22:56
Архимандрит АНДРОНИК (Елпидинский), ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ В ИНДИИ
VIII. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В ИНДИИ
Путь в Америку В начале августа 1948 года, в ответ на мое письмо о переезде на Голубые Горы я получил письмо от епископа Иоанна (Шаховского), в котором он писал о пользе для священнослужителей иногда менять обстановку. "Вы - писал епископ Иоанн - что-то посеяли в Индии. Теперь лучше со стороны вам подождать, что из этого получится. Приезжайте к нам в Америку. У нас найдутся средства вам на дорогу сюда, для жизни здесь и на обратную дорогу в Индию". Сначала я думал, что епископ Иоанн зовет меня на короткое время, но потом владыка пояснил, что - для работы на несколько лет. Такое предложение отвечало моим нуждам не только личным, о которых особенно не беспокоюсь, а и по делу единения Церквей. Я отвечал, что под лежачий камень вода не течет; то, что было в возможности священника, я сделал, теперь же на очереди работа более широкого масштаба, к которой нужно привлечь целые Православные Церкви. Определяя прошлое, не хочу сказать, что мною сделано всевозможное; я искренно что-то делал, но, как раб неключимый, думаю, что можно бы сделать и больше и лучше; но да будет мне Господь Судьею. Стремясь в Америку, я думал о большем поле деятельности, никак не упускал из вида Индии. Я считаю эту работу центральной в моей жизни. Где бы мне ни пришлось быть, я не должен удалять Индии из своего сердца и из своей мысли, и единение Церквей должно быть моим делом и моей заботой. Америка мне представлялась царством материализма, мирской суеты с большим процентом православных, изменивших своей вере и национальности, с людьми самых неожиданных идеологий, с церковными разделениями и связанными с ними судами из-за имущества. Господь, помогавший худо ли, хорошо ли, но с Его Крестом шествовать по волнам житейского моря, да поможет мне и впредь до положенного конца нести полученный крест. Верилось, что в Америке есть места с группами оставшихся православными семьей или отдельными людьми в городах, на фермах, и что, если не в Штатах, то в Канаде или Аргентине, много незаселенных мест, куда можно уйти для монашеского уединения на короткое время или, может быть, навсегда.
Последний раз в Траванкоре Взяв направление на Америку, я оставил все свое хозяйство на Голубых Горах Фалалееву и поехал в Траванкор прощаться с многочисленными друзьями, связанными со мной годами общей работы, наладить там оставляемый монастырек, а также узнать, каков дух сирийских христиан в деле единения к моменту моего отъезда. Еще перед отъездом из Ути я получил письмо от епископа Феодосия и о. Филиппа, учившегося раньше в Англии, в котором они сообщали, что едут в Амстердам на конференцию, причем они предполагали действовать для единения Церквей. Отец Филипп писал даже о предположении ехать в Константинополь и в Москву. Они телеграммой вызвали меня в Коймбатор для переговоров. Из этого я заключил, что дело идет вперед и мои надежды были радужными. При последнем разговоре со мной, католикос был в плохом настроении. Последнее судебное постановление в тяжбе с партией патриарха было не в его пользу, и он говорил мне, что с единением Церквей нужно ждать. После католикоса я навестил всех других епископов и многих знакомых, говоривших о желании единения. Особенное сочувствие и дружба чувствовались среди ревнующих о монашеском житии. Они искренно высказывали сожаление о моем отъезде, говоря об утрате воодушевлявшего их человека.
Мой скиток Заботясь о будущем своего скитка, я официально передал его митрополиту Дионисию с просьбой поддерживать в нем двух-трех монахов и не допускать запустения, обещая со своей стороны, поддерживать его по мере возможности. По составленному документу я снова могу получить скиток в случае моего возвращения в Индию. Большую часть времени я опять проводил дома, в своем скитке, работая и совершая литургию. Мое хозяйство было в очень хорошем состоянии. Оставшийся: со времени моего отъезда в Дели, Яков, 27 лет, любивший уединение, но не любивший работать, скоро ушел обратно в Патанапурам, Кроме него, во время моего отсутствия, поселились двое других: Чериен и Матвей. Года на два моложе меня, маленького роста и очень слабого телосложения, Чериен получил название "саньяси", т. е. монаха. Большие, очень выразительные его глаза говорили о внутренней сосредоточенности и, как и весь его облик, сильно влияли на окружающих. Даже язычники говорили про него, что он хороший "саньяси", и с хорошей стороны аттестовали его духовный облик. Авраам - лет 20, по отношению к "саньяси" ученик и ценный помощник, восполнявший хозяйственные нужды скитка и позволяющий саньяси больше сосредоточиваться на молитвенной и духовной жизни. Скиток ими содержался в чистоте, большие посадки давали хороший урожай, разросшиеся деревья приносили все больше плодов и одновременно украшали общий вид скитка. В церкви, в урочное время раздавался звон небольшого колокола и начиналась служба. "Саньяси" сумел привлечь богомольцев, приходивших с больными молиться. В воскресенье церковь бывала полна, служил ли я или "саньяси" правил что-то вроде обедницы. В конце службы он проповедовал, заметно привлекая внимание. Мой скиток стал местом паломничества. Материально я поддерживал своих сотрудников, в их же хозяйство не вмешивался, ожидая отъезда. Работая в свободное время, я построил довольно большую, нужную террасу. В свои 54 года я работал киркой и молотом, но приходилось больше отдыхать после тяжелой работы.
Хлопоты о документах Хлопоты о документах для поездки в Америку у меня заняли довольно много времени; прежде всего, я не хотел уезжать без благословения моего епископа и духовного отца - митрополита Владимира в Париже. Перед самым Рождеством я получил официальную бумагу о принятии меня на службу в американскую Церковь, с заверением официального лица, по которой каждый: американский консул должен был поставить визу вне квоты, по выполнении необходимых формальностей. Такой формальностью было для меня получение индийского паспорта, теперь уже не от англичан, а от индусов. Нужно было начинать хлопотать из Мадраса в Траванкоре; из Траванкора дело опять через Мадрас шло в Дели, из Дели обратно в Мадрас. Нормально это требовало несколько больше месяца, выдачу же мне паспорта индусы начали тормозить. Только после того, как я сам побывал в Дели и попросил помощи своих друзей сирийских христиан, имевших всюду знакомых чиновников, я, наконец, через 4 месяца получил паспорт на год для выезда в Америку. По дороге в Дели я еще раз гостил в Бомбее. Для Индии 1948 год был первым годом независимого существования. Вопрос с переселенцами в северо-западной части страны начал улаживаться, центральное правительство все крепче брало власть в свои руки. 600 раджей постепенно передавали власть центральному правительству. Несколько болезненно прошло присоединение большого княжества Хайдрабад с большинством индусского населения, но с мусульманским правительством. После долгих бесплодных переговоров центральное правительство двинуло в Хайдрабад войска, и все было быстро кончено без военного сопротивления. В эту последнюю поездку по Индии пришлось наблюдать перемены в стране после ухода англичан. Белых становилось все меньше и меньше. Часть белых была оставлена на индийской службе, как незаменимые специалисты. Так продолжал работать Русский Отдел Университета в Дели, с русским преподавательским персоналом; в Мадрасе мне много приходилось иметь дело с русским инженером Никитиным, устанавливавшим новые машины в издательстве одной из самых крупных газет юга Индии. В последнюю поездку по Индии я узнал о смерти даровитого художника и декоратора Сафронова. Родом из Вятской губернии, он был известен театральному миру Дальнего Востока. Приехав в Индию с балетной труппой, он остался декоратором и надсмотрщи- ком за благоустройством лучшего в Коломбо "Гол Фейс Отеля". Получая хорошее жалованье в гостинице, он зарабатывал также своими картинами, которые продавал на выставках. Он пользовался, как казалось, хорошим здоровьем для своих 48 лет, но внезапно захворал и дня через два скончался. Оказалось, что после него осталось 400.000 рупий - около 100.000 долларов, о которых он не оставил никаких распоряжений. Другие русские говорили, что он был очень скуп, теперь же его деньги останутся индусам.
Место мученичества Св. Апостола Фомы Большую часть времени - два с половиной месяца - при хлопотах паспорта и визы в Америку я провел в Мадрасе. На Бродвей англикане предоставили свою обширную церковь сирийским православным партии католикоса. Из многочисленных студентов и людей разных профессий там образовался самый большой приход вне территории их основной церкви на Малабарском побережье. Пользуясь гостеприимством молодого священника о. Скарии, я имел при этой церкви комнату. Среди шумных кварталов, сама церковь стоит среди довольно большого тенистого сада, огороженного массивной стеной. Отец Скария с матушкой и восьмимесячной дочкой жили отдельно в церковном доме. Питался я в близком индусском ресторане, и мне там было удобно. Весенние месяцы самые жаркие в вообще жарком Мадрасе; температура постоянно стояла по Фаренгейту 90 градусов, а то 100 и выше. Вечером, когда спадал зной, я часто ходил на громадный песчаный пляж, находившийся на берегу безграничного океана, где обычно сильный ветер нагонял большие волны, неся на берег прохладу и облегчение от жары. По вечерам на пляж всегда приходило много народу, и там же можно было видеть не совсем обычных индийских рыбаков. Их паруса постоянно терялись из вида в морской дали, и, когда они приходили к берегу, оказывалось, что они плавают далеко в океан просто на нескольких соединенных друг с другом бревнышках с парусом. Выйдя на берег, они разбирают бревна и выбрасывают их на пляж сушиться, чтобы при следующей поездке снова спустить их в воду и строить плот. При сильной волне, рыбаки, конечно, бывают постоянно мокрыми, но жара их тут не подсушивает. Ловят они обычно 3-4 рыбы, фунтов по 10-15 каждая. Несколько раз я ездил на гору Св. Фомы - место мученичества Св. Апостола. Она расположена в 8 милях на юго-запад от форта Св. Георгия в Мадрасе. Сев в автобус и приехав туда около полудня, я проводил там время до вечера. Гора - не крутая, площадью в 75 акров, высотою в 300 футов над уровнем моря. Вблизи горы аэродром, поля; на вершине прохладнее, чем в городе. Дорога на гору идет по некрутому подъему - 135 ступеней, чередующихся с площадками. Гора Св. Фомы по общепринятому преданию - место мученичества апостола Индии. Насадив христианство на западном побережье Индии, в нынешнем Траванкоре и Кочине, и основав там 7 церквей, Св. Ап. Фома проповедовал также христианство на месте, где сейчас расположен город Мадрас. Здесь его проповедь, сопровождавшаяся чудесами, имела успех, и многие были обращены в христианство. За туже проповедь христианства он подвергся гонению со стороны язычников и должен был бежать с окраины Мадраса - Малапур по направлению горы, носящей сейчас его имя. Св. Ап. Фома пытался скрыться в пещере Малой горы, которая существует и сейчас. Это небольшая пещера с природным каменным потолком, которая, кроме главного входа, имеет второе довольно большое отверстие вроде окна. Предание говорит, что, скрывшись в этой пещере и услышав погоню, Св. Ап. Фома вылез из пещеры по малому отверстию и убежал на гору. Там погоня еще раз настигла его и нанесла ему колотые раны, от которых через 3 дня он там же и скончался. Местом погребения Св. Ап. Фомы в течение нескольких веков был Малапур, главное место его проповеди на восточном побережье Индии. Ко времени власти португальцев в Индии в XVI веке, христиане были разгромлены на восточном побережье магометанами, а мощи Св. Ап. Фомы были вывезены в Едессу. Несколько веков назад на горе Св. Фомы была построена армянская церковь, существующая до сих пор. Как и многие другие армянские церкви, она была обеспечена капиталом, но сами армяне за ней не смотрели, и со временем она оказалась, как и Малая гора и Малапур, в руках католиков. В церкви на горе Св. Фомы, как чтимые древности, хранятся - каменный крест и икона Божией Матери. Теперь там небольшой католический женский монастырь, и монахини, показывая эти древности многочисленным паломникам, говорят, что крест и икона времен Апостола Фомы и что икона написана Евангелистом Лукой. Кроме двух-трех небольших монастырских построек, тут же рядом стоит кладовая - старая постройка с флагом; были времена, когда горой пользовались для военных целей: на гору была построена дорога, возились пушки, и эта кладовая была построена для хранения пороха. На Малой горе имеется тоже весьма хорошо посещаемая католическая церковь. Главный центр католичества - Малапур, в 4 милях от горы Св. Фомы на окраине Мадраса, на берегу океана. В 1896 году над гробницей Св. Ап. Фомы там был построен громадный собор. Его главная достопримечательность - сама гробница Св. Ап. Фомы, Она сохраняется, как комната, футов 15-16 длины и 14 футов вышины, без потолка, спускающаяся на 7 футов ниже пола собора. Обширные, прилегающие к собору участки застроены многочисленными большими зданиями, в которых находятся резиденция католического епископа, женский монастырь и еще какие-то учреждения. Бывая несколько раз в этих местах в будние дни, я всегда видел повсюду народ. Говорят, что в праздники при большом стечении народа, бывают торжественные богослужения. Эти места, конечно, остаются святыней для всех истинных христиан, и православные с западного побережья с благоговением их посещают. Как и на горе Св. Фомы, армяне построили церковь и в самом Мадрасе. При церкви обширные старые постройки оригинальной армянской архитектуры, церковь обеспечена капиталом, но армяне разъехались из Мадраса и теперь их там всего несколько человек. При мне там был немолодой священник с матушкой и взрослой дочерью, который служб не совершал, благодаря чему я несколько раз служил там для русских. Более многочисленная колония армян имеет свою церковь и священника в Бомбее. В мое время при церкви жил диакон и очень популярный ювелир Саносиан с семьей. Самая большая колония армян в Индии - в Калькутте, где у них две церкви, своя школа и 2 или 3 священника. В Калькутте армян около 2 тысяч.
Лекции Самосундарам Айер Кроме поездок-паломничеств по местам деятельности и кончины Св. Ап. Фомы, в Мадрасе я ходил на лекции о религии индуса по профессии адвоката Мадраса Самосундарам Айера. Лекции он читал по вечерам в среду на Армянской улице, близкой от улицы Бродвей. По газетному объявлению я пошел на его лекцию о "Братстве религий" - вопрос, с которым приходилось много раз сталкиваться в разговорах и который остался для меня загадкой. Я не мог поверить, что все мои собеседники индусы, проповедуя равенство всех религий, договаривают свою мысль до конца. Самосундарам Айер - передовой адвокат Мадраса, 55 лет, религиозный человек с большой эрудицией, подошел к вопросу в духе древнего философа, отыскивая сущность всех религий. Он много говорил об "Омнипотант анд Омнипрезент" - Всемогущем и Вездесущем Боге, от Которого все зависит и Которому мы должны молиться. Как и у Ганди, у него чувствовалась ломка своей старой индусской религии, искание более высокой, приближение к истине. Разница с передовыми философами Греции у него все же большая. В то время, как те сказали новые слова миру, выполняя своего рода пророчески-миссионерское дело, и дали мощные первые толчки мировой философии, здесь не было знания уже существующей более глубокой богословской науки. Для меня его лекции представляли интерес, как ознакомление с религиозной мыслью индуса. Меня он всегда радушно приветствовал, я высказывал ему одобрения в его исканиях, но в толпе как-то не представилось случая затронуть подымавшиеся им вопросы с других сторон.
Пароход Не так скоро, как думалось, удалось погрузиться на пароход. В марте пароходов в Америку было много, в апреле же и мае - мало. Возможно, что судоходство в это время сокращалось потому, что это начало сезона сырого юго-западного муссона, когда на Индийском океане бывают сильные бури. Стоимость экономного проезда - около 550 долл. - была одинакова, как на пассажирских, так и на грузовых пароходах, причем можно было ехать и на запад и на восток - Индия и Америка находятся на противоположных сторонах земного шара; только, поехав на запад, я приехал бы на восточное побережье Америки, а поехав на восток, через Великий океан, - на западное побережье. По получении визы я выбрал в индийской компании "Скандия Навигейшон" ближайший грузовой пароход "Джалакирти" 10.000 тонн, идущий, как мне сказали, на третьей неделе апреля месяца из Мадраса в Нью-Йорк. Пароход пришел 5 мая, и 6 мая я погрузился на него. За первым замедлением последовали следующие, но меня это не беспокоило; пароход должен был привезти меня в Америку, а сколько это должно было занять времени, мне было не важно. Мне отвели каюту на двух, в которой почти все время я ехал один, кушал я в офицерской столовой. Нас, пассажиров было всего 8 человек. Ближе всех со мной был доктор В. М. Амваду, ехавший из Кочина в Америку на год для усовершенствования своего образования. Мы были одного мнения, что при медленном путешествии на грузовом пароходе, мы по дороге увидим больше, чем при более скором проезде на пассажирском. Наш пароход хорошо отвечал такому желанию. В Мадрасе он простоял три дня, разгружаясь и нагружаясь; 9 мая он пошел, но не на юг, к Америке, а на север, в сторону Калькутты, на 400 миль в порт Визагапатам. Здесь он погрузил 9.000 тонн "маганизе ор", какой-то черной, тяжелой, как железо, руды, годной, как мне говорили, для выработки взрывчатого вещества. Оттуда мы 19 мая отправились на юг, против средней силы ветра и небольшой волны, в обход Цейлона. Около Цейлона начался небольшой дождь, более сильный муссон и качка. Сначала ветер был встречный, дня же за 3 до Африки, он стал дуть несколько сбоку, с юго-запада, причем уже несколько раньше перейдя в шторм, и наш довольно большой, тяжело нагруженный пароход, стало бросать как скорлупу, на водяных холмах. При описании бурь на море в прежние времена приходилось слышать о борьбе за судно и за жизнь. На современном, хорошо построенном пароходе, как наш "Либерейтор", - американской шаблонной постройки 1942 года, - буря мало изменяет обстановку. Как всегда, механики по очереди работают в машинном отделении, офицеры и вахтенный несут по очереди свои службы. Хорошо закрытые люки, особенно носовой части, захлестывает волна; иногда вода летит на вторую палубу и тогда ходить туда, конечно, без надобности не следует; вообще же жизнь идет своим чередом. На нашем пароходе только трое из пассажиров, да один, впервые плавающий кадет, страдали морской болезнью. Команда сбросила башмаки и сандалии, чтобы удобнее было ходить босиком по мокрому, сильно качавшемуся судну. Я морской болезнью не страдал, пропустил только одну трапезу, но некая ненормальность чувствовалась в организме. После, на мой вопрос: была ли опасность для судна перевернуться, помощник капитана, по фамилии Капитан, - отвечал: "О да! Я очень боялся, что сначала руда собьется на одну сторону, а потом судно перевернется". 3.000 миль вместо 13 суток пароход шел 15 суток. В Аден прибыли мы 3 июня и из-за починки холодильника простояли там до 6 июня. Тут я мог наблюдать оживленное движение судов, небольшого, но нужного, как бы влепившегося в горячие безжизненные скалы порта. В Красном море дул встречный легкий ветер, благодаря которому в воздухе не было песка и кузнечиков, как в мой первый проезд. Чего не бывало в Индии, мои свечки валились в каюте от жары, но на воде, после Индии, жара не была тяжелой. В северной части моря стало значительно прохладнее. Проходя ту часть моря, где Моисей с израильским народом переходил его по дну, я спросил дежурного офицера, известно ли морякам точное место перехода? Индус офицер провел меня в каюту, полную морских карт и приборов, и показал переход, говоря, что расстояние на этом месте 20 миль, наших 30 верст. Останавливались мы в Порт-Суэце, в Порт-Саиде, на Средиземном море в Алжире и Оране, а также, кратко, в Гибралтаре. Средиземное море было спокойно, и по выходе из Орана я писал свои записки. Близко, вправо была Франция, где мне пришлось пробыть семь с половиной лет, где так много моих друзей и знакомых; немного дальше - Германия и Россия. Я думал: будут ли продолжатели моего дела в Индии, правильно ли я делаю, оставляя ее, и что меня ожидает в Новом Свете - Америке? Господствовала мысль, что, если мне не было оказано содействия в Индии от своих, то, стало быть, у них что-то неладно; и как звать людей в свою Церковь, если она нездорова? Возможность ехать в Америку представлялась, как этап, предназначенный волею Божией, как возможность работать на новой ниве Божией, где можно будет продолжать и начатую работу в Индии и работу среди своих, о которых я никогда не переставал думать, представляя себе работу среди них в настоящее время самым обширным полем, полем плодородным, но заросшим бурьяном, полным мертвых костей, которые в назначенное время оживут, и поля станут плодоносящими. Верилось, что и в настоящее печальное время, оно дает сколько-то меду духовного, но нужно бороться за лучшее. Если Господь благословит видеть здоровой нашу родную Церковь, верилось, что, как отражение, будет и единение с Церковью в Индии. Америки еще не видно и неясно, что я там буду делать. Наступает вечер моей жизни. Физически я уже не могу нести такие труды, как раньше, и опять виделось, что Господь ведет на дело по силам, а пока свой морской и жизненный путь я освещал молитвой: "Да святится Имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет Воля Твоя..." В Атлантическом океане остановок не предвиделось, но из-за болезни одного матроса, пароход 2 дня простоял у Азорских островов - с прохладным морским климатом - владения португальцев. Острова покрыты веселой зеленью, от которой глаз отвык в пустынных, выжженных солнцем берегах Аравии и Африки.
Америка Америку мы увидели 9-го июля. Отслужив литургию в каюте, в день Тихвинской иконы Божьей Матери, я прилег отдохнуть и уснул. Около полудня я был разбужен сильным шумом мотора над головой. Выйдя из каюты, я увидел небольшой сторожевой дирижабль, совсем низко летевший над нашим пароходом; два других летели вдали, вокруг нас все море было покрыто десятками больших рыбачьих моторных лодок. Одни из них стояли на месте, тихо покачиваясь на волнах, другие быстро куда-то шли. Все было покрашено в белый цвет, дышало энергией, благополучием и силой. Сразу почувствовалась Америка - новый мир. После больших городов Европы и Индии для меня Америка не была особенной новостью. Здесь все насыщено большой техникой, против которой я ничего не имею, если человек, не гордясь, не забывает Бога над собой и своего места и назначения для Царствия Божия. Иначе отнеслись к Америке мои спутники индусы. Кадет Вазу, раньше говоривший о своих антипатиях к большевизму, проходя мимо меня в то время, когда над нами пролетал второй дирижабль, бросил мне на ходу: "Я сразу становлюсь большевиком!" Дежурный офицер на рубке, с пришедшим механиком, показывая на начавшие обрисовываться сквозь туман отдаленные небоскребы Нью-Йорка, с особенным ударением говорил мне: "Это очень плохая, самая плохая страна". Это же они повторяли целой компанией, когда вечером пароход стоял на якоре в гавани, освещенной бесчисленными разноцветными огнями. Индусы стараются иметь свою технику и свой прогресс, но до Америки им далеко, особенно с их восточной ленью и способностями. Враждебность к Америке можно объяснить их болезненно задетой гордостью, мыслью, что англичане и американцы смотрят на них свысока, как на отсталых черных. Простояв ночь у острова Слез, пароход утром прошел мимо статуи Свободы и остановился у одной из пристаней, особенно густо окруженной небоскребами. Читать дальше
