Главная » 2012 » Октябрь » 10 » Архимандрит АНДРОНИК (Елпидинский), ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ В ИНДИИ
22:32
Архимандрит АНДРОНИК (Елпидинский), ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ В ИНДИИ
V. ПРИЕЗДЫ ПРАВОСЛАВНЫХ ЕПИСКОПОВ В ИНДИЮ
Епископ Димитрий Отклики на мои донесения о работе в Индии, получились со стороны Сербской Церкви и русского Зарубежного Синода. В 1935 году сербским патриархом Варнавой было созвано церковное совещание представителей русских зарубежных церквей. От Балкан на этом совещании был митрополит Антоний, от Западной Европы - митрополит Евлогий, от Америки - митрополит Феофил и от Дальнего Востока - епископ Димитрий Хайларский. Дорога на совещание епископа Димитрия шла мимо Индии, и Синод Сербской Церкви ассигновал ему 20.000 динар на посещение Индии для проверки моих сообщений и, по мере возможности, содействия сближению Церквей. Не владея английским языком, епископ Димитрий просил меня приехать в приморский город Траванкора - Алеппи, куда он добрался не без затруднений. Я встретил епископа Димитрия в Алеппи, и там православные банкиры, по просьбе католикоса, окружили нас своей заботой. В тот же день на моторном боте мы прибыли в Котайям, резиденцию католикоса, и три недели были гостями его Церкви. Окончивший Московскую Духовную Академию, всю жизнь занимавшийся религиозно-педагогической деятельностью и написавший несколько учебников, епископ Димитрий старался использовать все свои знания и опыт в многочисленных выступлениях в церквах, на церковных собраниях, в школах. Сирийские христиане старались показать ему все достопримечательности своей Церкви, а его самого показать возможно большему числу своих людей. Мы побывали во многих их замечательных церквах, школах, в колледже в Альвэ, в монастыре, где жил я первое время, и на бывших в то время конференциях. Владыка Димитрий ездил и говорил, не отказываясь, и его приезд был плодотворен. Ради него, в Котайяме, в резиденции католикоса, было организовано собеседование с епископами об единении Церквей. В вероучении - в вопросе об ересях, особенно о монофизитстве, не оказалось противоречий, препятствующих единению. Более затруднительным оказался вопрос о Вселенских Соборах. Христиане южной Индии признают только три первых Вселенских Собора, к четвертому, Халкидонскому Собору у них определенно враждебное отношение. Вопрос ставился так: если нет разницы в вероучении, вопрос о Соборах уже не так существенен. Епископы Сирийской Церкви.говорили, что они просто не знают других Вселенских Соборов, кроме трех первых. Поэтому было решено, что им будет прислана книга о всех семи Вселенских Соборах. И некоторое время спустя, книга была действительно получена и передана епископам. Но, в сущности, этот вопрос, хотя и необходимый, - придаточный. А главное: наше общее сознание принадлежности к Православию, к Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Это сознание у нас было и раньше, и всякое здоровое общение, дружественное обсуждение дела, укрепляло сближение. Побывал епископ Димитрий и у меня на горе, в Па-тали мы, вместе служили. Воспользовавшись его приездом, я у него исповедовался. Видя мой скиток и работу с Сирийской Церковью, епископ Димитрий говорил: "Это как раз то, что нам нужно делать". В его приезд для меня острее встал вопрос о сотрудничестве с духовенством соборной юрисдикции, Я формулировал этот вопрос так: наши разделения - временные, дело же единения Церкви в Индии с русской должно быть выше этих разделений и в Индии лучше просто не подымать вопроса о наших разногласиях. В этом духе я говорил и с владыкой Димитрием, а также о том, что всякий мой переход в иное подчинение, перемена юрисдикции, будет неким шатанием .перед лицом сирийских христиан. Вообще же, я говорил ему, что считаю свою парижскую юрисдикцию правильной и что никуда переходить не собираюсь. Епископ Димитрий, в свою очередь, говорил, что он - "соборный кряж". Впоследствии все обернулось иначе: когда советские войска заняли Манчжурию, епископ Димитрий, в числе четырех дальневосточных епископов, примирился с казавшейся самой непримиримой для них московской юрисдикцией и в ее лоне скончался в Советской России. В конце своего пребывания в Траванкоре, когда мы однажды с ним ехали в автомобиле, владыка стал высказывать разочарование в своей миссии в Индии. "Я думал - говорил он - мне удастся объединить Церкви, но оказывается я напрасно ехал и старался". Я решительно ответил ему: "Это не так, владыка. Вам это не заметно, но вами сделано очень много и ваш приезд имеет большое значение..." Видно было, что владыка Димитрий воспрянул духом и после уже чувствовал не разочарование, а удовлетворение соделанным. Уезжая, он подарил мне книгу: "Избранные творения митрополита Антония" и просил проводить его в Коломбо. В то время у меня было слабо с финансами. В Коломбо владыка попросил меня послать телеграмму в Шанхай, с предупреждением о его приезде. Уплатив больше 10 рупий за телеграмму, я мог еще купить себе билет для проезда домой, но тратить на еду мог позволить себе ровно столько, чтобы не голодать. Возвратившись домой, я провел два дня, занимаясь только своими делами. Затем стал читать книгу митрополита Антония, все время лежавшую открытой на столе. Перелистывая ее, я неожиданно нашел в ней 70 американских долларов!.. А еще дня через два, вспомнив, что я не просмотрел всей книги, начал снова ее перелистывать и нашел еще приблизительно столько же долларов и английских фунтов. Это, видимо, владыка Димитрий деликатно оставил мне на нужды - избыток, от полученных в Сербии денег - очевидно глубоко сочувствуя моему делу. Позже он написал тоже очень сочувственный делу в Индии отчет о своей поездке, напечатанный в Харбинском журнале "Хлеб Небесный" и изданный затем отдельной брошюрой. Он писал, что если есть разница у христиан южной Индии с нами, то, как и у наших староверов в строну большей строгости. Писал также, что дело единения стоит крепко и что нужно его продолжать до полного осуществления. Перед приездом епископа Димитрия я долго спал по ночам на ветру, спасаясь от жары, почти не накрываясь, и почувствовал ревматизм во всей правой стороне тела. Ездить с владыкой пришлось большей частью в двойной одежде по сильной жаре. Я старался меньше пить, чтобы не потеть, и, если пил, то больше воду с сахаром и лимоном. Когда, проводив епископа Димитрия, я возвратился домой, Самуил сказал, что у меня изменился цвет глаз: посмотрев в зеркало, я заметил, что мои глаза пожелтели, очевидно, кислотой были попорчены мои почки. Начав больше пить воду, но без кислот, я скоро поправился, а также обратил внимание, что благодаря поездкам в жару, совсем избавился от ревматизма.
Митрополит Досифей В конце того же года, неожиданно, я получил телеграмму о приезде в Траванкор сербского митрополита с просьбой встретить его в Котайяме. Оказалось, что на всемирную конференцию Y.M.C.A. в Майсор приехали: из Сербии - митрополит загребский Досифей, из Парижа - русский Федор Тимофеевич Пьянов, из Болгарии - секретарь Y.M.C.A., которого мы просто называли Константином. Все они побывали в Траванкоре, где были гостями в моем скитке. Больше всего я путешествовал с митрополитом Досифеем. Была большая разница в деятельности епископа Димитрия и митрополита Досифея. Приехав первым епископом на юг Индии со специальной целью к христианам здешней древней Церкви, епископ Димитрий отнесся со всей серьезностью и тщанием к своей миссии. Епископы Сербии, по словам митрополита Досифея, приравнивались по материальному обеспечению к министрам. Митрополит Досифей был вторым после патриарха Варнавы. Главная его цель была поездка на конференцию в Майсор, которая, видно было, тоже его особенно не интересовала. Чувствовалось, что он приехал в Индию как будто бы в отпуск для отдыха, а также для того, чтобы посмотреть необычайную страну. Он был в прекрасном, веселом настроении, и наши хозяева это чувствовали. Ф. Т. Пьянов настаивал, чтобы на конференцию пригласили и меня, и уговорил меня ехать с ними. Как раз в это время, меня глубоко укусила в ногу полудикая собака, и я два дня пролежал в госпитале. На конференцию я прибыл с опозданием и узнал, что ее председатель доктор Джон Мотт, настаивал, чтобы в один из дней совершалось православное богослужение. Митрополит Досифей решительно отказался, и я взял это на себя. Доктор Мотт предварил наш молебен прочувственным словом, а Пьянов дал соответствующие объяснения. Проповедь мне пришлось говорить по-английски. Это как раз, были дни нашего Рождества, и в этот день полагалось Евангелие об избиении Иродом вифлеемских младенцев. Я говорил, что, если на это событие смотреть по-земному, нам не найти оправданий этой жестокости. Но, если мы посмотрим на него в связи с главным делом Христа - устроением Царствия Божия, вечного Царства, - мы поймем, что этим Христос говорил то же, что на суде Пилата: "Царство Мое не от мира сего". Он взял, как первых мучеников, этих детей от скорбен мира в Свое Царство, и лам нужно не скорбеть о них, а радоваться... Проповедь получилась чисто православная. На конференцию собралось около 250 человек 35 разных национальностей. Но только мы вдвоем с митрополитом Досифеем были в нашем духовном одеянии. Чуть ли не у всех делегатов были фотографические аппараты, и первые два дня нам не было прохода от желавших нас фотографировать. После конференции митрополит Досифей еще раз был в Траванкоре. К его приезду митрополит Евлогий прислал из Парижа указ о возведении меня в сан архимандрита и просил митрополита Досифея совершить надо мной соответствующий чин. Митрополит Досифей не хотел делать этого без разрешения своей Церкви и, только получив сначала ответную телеграмму от патриарха Варнавы, а потом и бумагу, 24 января 1937 года в церкви резиденции католикоса и в присутствии последнего возвел меня в сан архимандрита. Я был возведен в архимандриты сразу из иеромонахов. Митрополит Досифей передал мне благословение патриарха Варнавы и подарки: два Св. Антиминса, иконку-складень и свою большую фотографию с собственноручной любовной подписью. Впоследствии в Америке, сербский епископ Николай Охридский не раз говорил мне: "Если бы вы знали, как вас любил патриарх Варнава!" Спаси его Господи! Как и епископа Димитрия, я ездил провожать митрополита Досифея в Бомбей. Он тоже оставил мне крупную сумму динар и фунтов, на которую я жил и продолжал возводить свои постройки. Из Сербии митрополит Досифей вместе с епископом Николаем еще два раза прислали мне крупные суммы перед Второй Мировой войной. Но этим роль митрополита Досифея не окончилась. В том же 1937 году католикос с бывшими тогда ромбанами или архимандритами, впоследствии митрополитами Феодосией и Дионисием, поехал в Англию на Эдинбургскую конференцию. По дороге они были гостями митрополита Евлогия в Париже и вместе с ним участвовали на Эдинбургской конференции. В это время в Сербии шла борьба из-за конкордата государства с Католической Церковью; скончался патриарх Варнава и митрополит Досифей остался его заместителем. Он пригласил католикоса со спутниками заехать в Сербию. Отец Фома остался в Англии для усовершенствования в сирийском языке в Оксфордском университете; в Сербии же побывали католикос и о. Алексей, нынешний митрополит Феодосии. Индийские духовные лица были гостями государства, что для них было совершенно необычно. Дома они были рады, если государство позволяло им мирно существовать, но о какой-либо помощи с его стороны они и не мечтали. А здесь они путешествовали в роскошных вагонах по железной дороге; всюду их встречали с почестями гражданские и военные власти. Гости были приглашены на бывший тогда очень многолюдным съезд православного духовенства, где католикос произнес речь. Но, самое главное то, что всюду их с любовью принимали как своих, православных, и все это способствовало сближению Церквей.
Архиепископ Нестор Третьим православным именитым гостем Индии был архиепископ Нестор, со своим секретарем архимандритом Нафанаилом (Львовым). Заграничный Синод командировал его организовать в Индии более широкую миссию. Мне он говорил, что у него был план устроить епархию, в которую входила бы Индия, Цейлон и Малайский архипелаг; на первое же время всего четыре прихода. Как и с предыдущими епископами, мы путешествовали по Траванкору, служили и у меня на горе. Для меня разница была в том, что теперь переводчиком, был о. Нафанаил, лучше меня владевший английским языком и к которому архиепископ Нестор привык. Разница была также и в отношении сирийских христиан к переговорам о вере. В то время, как при переговорах с епископом Димитрием все было ново, шла творческая работа, - теперь была видна трафаретность. На вопросы архиепископа Нестора, епископ Филоксенос ясно и спокойно давал раньше решенные и формулированные ответы, чувствовалась бесполезность повторяемых разговоров. Все же, как всякое личное общение, и этот визит в какой-то мере был полезным. Нечто особое имело место в Коломбо на Цейлоне, в связи с приездом архиепископа Нестора. Его приезд вызвал возбуждение в местной англиканской Церкви. По высадке с парохода он был приглашен служить в большой, культурный приход с церковью Св. Ап. Павла и священником, другом православия о. Василием Джайявардена. На службу собралось 28 священников. Сам архиепископ Нестор - слабый певец, архимандрит Нафанаил - без музыкального слуха, поющих русских не было, и архиепископ Нестор распорядился служить без пения. Конечно, служба от этого много потеряла. Еще в 1900 году в Коломбо отделились от католичества 17 приходов и обратились к Константинопольскому патриарху с просьбой принять их в свою юрисдикцию. Константинопольский патриарх поставил условием их приема - перекрещивание. Оскорбленные таким ответом, отколовшиеся обратились к якобитскому патриарху, главе православных христиан в южной Индии, живущему в Сирии. Якобитский патриарх их принял, но не проявлял о них никакой заботы: Паства стала расходиться, церкви оставались беспризорными и, как таковые, забирались католиками. К приезду архиепископа Нестора в Коломбо осталась одна, последняя церковь с паствой в 70 человек и пожилым священником Иосифом Альварец. Они обратились к архиепископу Нестору с просьбой принять их в Русскую Православную Церковь. Как и епископ Димитрий, архиепископ Нестор ехал в Индию с надеждой на большой и быстрый успех. Действительность говорила, правда, что поле деятельности широкое, возможности большие, но для успехов нужно поработать, нужно сотрудничество верхов нашей Церкви, нужно время и Божие благословение. В Харбине у архиепископа Нестора было более скромное, но налаженное дело со своими русскими. С архимандритом Нафанаилом у него были большие нелады, и он оставил его в полученном приходе, а сам уехал обратно в Харбин. Мне архиепископ Нестор подарил икону Преп. Андроника, хорошо написанную в Харбине, а католикосу - митру. В церкви католикос ее никогда не надевал, но иногда показывал гостям, надевая дома. Во время одного моего приезда к нему, он сказал мне: "Вы архимандрит, и у вас должна быть митра. Мне митры не надо и я подарю ее вам". Так я стал обладателем, в некотором роде, исторической митры.
На острове Цейлоне Однажды, недели на две, я ездил в гости к о. Нафанаилу, в Коломбо. С приходом, перешедшим из католичества, у него дело не пошло. Прихожане настаивали на сохранении своих католических обычаев и обрядов. Алтарь и квартира священника построены были солидно, сама же церковь, со старыми стропилами из бамбука, ожидала перестройки. Значительную ценность представляла сама церковная земля: довольно большой участок в самом центре Коломбо, рядом со зданием суда, с несколькими небольшими домиками, сдаваемыми в наем. Все имение оценивалось тысяч в 100 рупий. Католики начали из-за него судебное дело и, как раз при мне, собравшись толпой, пытались отобрать имущество силой. Сторону архиепископа Нестора взялись защищать адвокаты, прихожане церкви Св. Ап. Павла. Вокруг о. Нафанаила объединились немногие русские, греки, помогали ему англикане: скоро было нанято новое помещение для церкви, сделан иконостас, отцу Нафанаилу было назначено жалованье. Держа себя свободнее, чем следует, особенно, монаху, архимандрит Нафанаил подрывал к себе уважение. Окончательно дело было испорчено пасхальным богослужением в 1939 году. Когда я гостил у о. Нафанаила, он организовал в одно из воскресений совершение литургии в церкви Св. Павла. Я подготовил небольшой хор из русских. Отец Нафанаил служил, а я управлял хором. Пение так понравилось нашим хозяевам, что о. Василий просил меня приехать к ним и устроить такой хор для их церкви. Кроме того, он взял нас в свое имение, которое находилось вблизи Коломбо, предлагал мне участок земли с рисовым полем, обещал помощь при постройках и просил устроить монастырь. Мне лично не хотелось оставлять дело в Траванкоре, а митрополит Евлогий, в ответ на донесение об этих предложениях, писал, что мое главное дело с Сирийской Церковью в Траванкоре и что не следует браться за два дела. Архимандрит Нафанаил очень просил меня приехать к нему на Пасху, но в это время дома у меня были свои дела, и я не поехал. На его богослужение собрался народ, ожидая обычного торжественного пасхального богослужения, но ни сам о. Нафанаил, ни другие не умели петь даже Христос Воскресе. Греки купили ему пароходный билет до Венеции, дали на дорогу 5 англ. фунтов - и так кончилось его миссионерство, о котором он писал в газетах обширные статьи. Уже после войны я стал получать письма из Коломбо от о. Василия Джайявардена с сообщением о том, что адвокаты в суде выиграли имущество для архиепископа Нестора. Но архиепископ, тогда уже митрополит, Нестор был в Советской России, и что я мог сделать?.. У Заграничного Синода было намерение послать туда несколько человек для устройства миссии. При удаче, это было бы нечто одушевляющее каждого православного, подымающее дух, безразлично - в эмиграции ли или в Советской России. Но это намерение разрушила частично Вторая Мировая война, а главным образом - порча дела архимандритом Нафанаилом. Через Коломбо когда-то проходили русские пароходы Добровольного Флота, так что русских там знают. В англиканской церкви на Цейлоне сосредоточены наиболее культурные люди острова, многие со средним и высшим, некоторые даже с заграничным образованием. Хорошие психологи, индусы и жители Цейлона чувствуют некоторые недостатки, пороки англиканской церкви и правоту православия. Разговаривая в моем присутствии о православии, два англиканских священника говорили: "Вот где бесспорное по благодати священство..." Однажды, при поездке по Коломбо на автомобиле нас возил англиканский священник из местных жителей средних лет. В следующий мой приезд я увидел его уже в сане епископа, быстро ориентировавшегося в обстановке и прекрасно ведшего свое дело. Я "обратил внимание на его развитость, многосторонность, живость. Мне мало пришлось иметь с ним дела, но у нас с ним были самые хорошие отношения. Если бы так всегда в епископы выбирались самые лучшие! Жители Цейлона не раз мне говорили, что их остров необыкновенно хорош и здесь мог бы быть рай на земле. Помню, в училище, в России, в учебнике географии говорилось, что остров Цейлон - это сплошной прекрасный, благоухающий сад. Несколько лет спустя, после приезда архиепископа Нестора, мне пришлось побывать в центре Цейлона. Инженер В. А. Ленчевский, с которым мы первое время жили на ферме Кириченко, написал мне из Калькутты письмо приблизительно такого содержания: "Поступаю на службу, но берут с отметками о здоровье А и В, а мои отметки Д или Е и мой возраст выше допускаемого. Надежды почти нет. Прошу Вас отслужить молебен." Я отслужил молебен Преп. Серафиму Саровскому, и дня через два от Ленчевского пришло воздушное письмо, в котором он сообщал о получении службы гораздо лучшей, чем ожидал, по оросительным работам на Цейлоне. Позже с Цейлона он писал, что ему одному скучновато и приглашал меня на месяц к себе в гости. Приехав на Цейлон и пожив некоторое время на месте работы Ленчевского, за 20 миль от Коломбо, мы сговорились с еще одним инженером цейлонцем и поехали в центр острова. Особенно хороши места в центре острова, например, район города Канди - 2000 футов над уровнем моря где более прохладно, и около Адамова Пика, где возвышенности доходят до 7000 футов высоты. Кроме индусов, на острове имеется и несколько других народностей. На окраине города Канди мы видели буддийский храм Зуба, одно из мест паломничества. Отрадны картины многочисленных чайных плантаций, живописно покрывающих горы, со здоровым, прохладным климатом, со здоровой человеческой жизнью и благополучием. При мне в Траванкоре и на Цейлоне была благоприятная обстановка для создания наших миссий, и дай Бог, чтобы это было сделано, хотя бы и позже. Во время моего пребывания у Ленчевского в чудной тихой сельской местности, отправившись на прогулку вечером в воскресенье, мы вошли в англиканскую церковь. Народ собрался, а ожидаемый священник не приехал. Церковный совет обратился ко мне с просьбой совершить службу без проповеди. Я сговорился с дамой-органисткой, что я буду служить нашу вечерню и что между моим пением "Господи Воззвах", "Свете Тихий" и ектений, будут петь они. Встав на середину алтаря, конечно, без всяких облачений, я спокойно провел службу, и богомольцы остались очень довольны. Читать дальше
